Начнем, что говорится «от печки», ведь исторически так и не решена задача: Вавилонская башня – символ единства людей всей планеты или знаковая причина их разобщенности? Согласно библейскому сказанию потомки Ноя, общавшиеся на языке своего рода, расселились в земле Сеннаар (Шинар) и решили построить город и башню высотой до небес. По первоначальному замыслу, она должна была стать знаком человеческого единения: «Сделаем себе знамение, дабы не рассеялись мы по лицу всей земли». Небожители, увидев город и башню, рассудили по-своему, мол, «теперь не будет для них ничего невозможного». И Бог положил конец дерзким порывам: смешал языки, дабы строители перестали понимать друг друга. И рассеял их по свету. Сама история в библейском тексте воспринимается как «вставка». Или предостережение?... Драматичная, полная концентрированной динамики легенда о Вавилонском столпотворении будто разрывает спокойное эпическое повествование, кажется более современной, чем последующий и предшествующий тексты. Однако не попадемся на крючок первого впечатления: исследователи Библии считают, что сказание о башне возникло не позднее начала II тысячелетия до н.э., т.е. почти за 1000 лет до того, как древнейшие пласты библейских текстов были оформлены письменно! Читая далее главу 11 книги «Бытие», мы узнаем, что Фарра, отец Авраама, жил в Уре, крупнейшем городе Месопотамии. Здесь, в плодородной долине рек Тигра и Евфрата в конце III тысячелетия до н.э. было мощное царство Шумера и Аккада (кстати, библейское название «Сеннаар» ученые расшифровывают как «Шумер»). Его жители возводили в честь своих богов храмы-зиккураты – ступенчатые кирпичные пирамиды со святилищем на вершине. Так что в действительности в те времена башенные строения не были диковинкой.

     Итак, «на всей земле был один язык и одно наречие» (гл. 11 Бытия, стих 1). И обживали люди равнину. Понятно было, что послепотопная Ойкумена не только всеобъятна, но и элемент раздела: члены ноевского семейства вольны ехать на все стороны света, значит, неизбежна разлука. А отсюда – не только сохранение традиций, но и поиск передовых технологий в зависимости от новых условий бытия… Очевидно, именно поэтому с десятого стиха возобновляется прерванная тема – «родословие Сима». 

     А что же о «башне до небес»? А все очень просто: вместо природного камня в низинном краю пришлось изготовлять обожженный кирпич. Скрепляя его «земляной смолой вместо извести» (Бытие гл. 11, стих 3) при строительных работах.

     Но почему в число задач покаяния нашего времени столь важно включить «вавилонскую тему»?

     Игорь Т. исследует «корни вопроса»: «Возведенный ориентировочно в ХХI в. до н. э. трехъярусный зиккурат в Уре высотой 21 м был для своего времени поистине грандиозной постройкой, возможно, воспоминания об этой «лестнице в небо» надолго сохранились в памяти евреев-кочевников и легли в основу древнего сказания. Спустя много столетий после ухода Фарры с родней из Ура в землю Ханаанскую далеким потомкам Авраама суждено было не только увидеть зиккураты, но и участвовать в их строительстве. В 586 г. до н.э. царь Вавилонии Навуходоносор II покорил Иудею и угнал с собой пленников (кстати, почти все население иудейского царства; событие неординарное, оттого великий Джузеппе Верди, покоренный историческими периодами и героикой старины, дань своего времени воздал силе веры народной в опере «Набукко», поражающей и теперь не совершенным блеском арий главных исполнителей, а глубиной проникновения в духовное благодаря величию хоровых партий). Навуходоносор был не только жестоким завоевателем, но и великим строителем: при нем в столице страны Вавилоне было возведено много замечательных зданий, среди них – зиккурат Этеменанки, посвященный верховному богу города Мардуку. Семиярусный храм высотой 90 м строили пленники вавилонского царя из разных стран, в том числе и иудеи. Археология собрала достаточно артефактов в доказательство того, что подтверждает: зиккурат Этеменанки и аналогичные постройки вавилонян стали прообразом легендарной башни. Окончательная редакция библейского сказания о вавилонском столпотворении и смешении языков, которая оформилась после возвращения иудеев из плена на родину, отразила их живые впечатления: многолюдный город, разноязыкая масса, строительство исполинских зиккуратов. Даже название «Вавилон» («Бавель», уж очень созвучный сегодняшнему небезызвестному «Базелю»), происходящее от западносемитского «баб илу» («врата божьи»), иудеи трактовали как «смешение» – от древнееврейского «балал» («смешивать»). Неужели не понятно, почему дано граду имя «Вавилон»?». 

     Владимир Ж., по образованию художник-дизайнер, рассматривает тему несколько с иной стороны: «В европейском искусстве эпох Средневековья и Ренессанса сложно отыскать классические произведения на интересующий нас сюжет (как правило, это книжные иллюстрации). Две характерные работы английских мастеров XI и начала XV в. хранятся в Британском музее Лондона. Поражает, с какой милой наивностью изображают рисовальщики причудливую башню и старательных работяг. На миниатюре XI в. за их работой наблюдает разгневанный Господь, стоя на вполне прозаической современной лестнице. Тщетно искать здесь глубокого осмысления библейской притчи. Кстати, близка к миниатюрам и мозаика конца XII в. из собора Сан-Марко в Венеции: жанровая сценка, интересная сегодняшнему зрителю как зарисовка средневекового быта, но не более того. Поэтому мне нелегко вникнуть в суть поставленной задачи в контексте наших дней. Мы что – должны осознать ничтожность земных порывов к гигантизму? Ну, например, – Зураба Церетели… Или небоскребства Нью-Йорка…Мне кажется, пусть себе созидают, лишь бы не во славу свою, а для всеобщего блага. По-моему, эта точка зрения четко подкреплена и в Библии: «И сказали они: построим с е б е город и башню, высотою до небес; и   с д е л а е м    с е б е    и м я, прежде чем рассеемся по лицу всей земли» (Бытие, гл. ХI, стих 4)». 

     Татьяна Т., по профессии архитектор, видит по-своему всю канву зодчих планов тех времен и народов: «Достойного интерпретатора сказания о Вавилонской башне можно встретить лишь на исходе эпохи Возрождения (середина XVI в.), когда библейский сюжет привлек внимание Питера Брейгеля-старшего (исследователи его творчества «вычисляют» биографию мастера, изучая косвенные свидетельства, по крупицам и каждой детали его картин). Он неоднократно возвращался к сюжетам, которые редко выбирали художники его поры, интерпретируя их не по традициям, а исходя из собственного оригинального понимания событий. Легенда о башне завораживала художника (известны аж три работы). Самая ранняя – миниатюра на слоновой кости (ценнейшем материале!) – была собственностью прославленного римского миниатюристау Джулио Кловио (и не по его ли заказу изготовлена?). Загадочны и два следующих полотна, хранящиеся в Роттердамском музее Б. ван Беннингена и (самая знаменитая) в Картинной галерее Художественно-исторического музея в Вене. В архитектуре башни роттердамской версии явственно отразились итальянские впечатления художника: очевидно сходство постройки с римским Колизеем. Мастер в отличие от своих предшественников, изображавших башню прямоугольной, делает грандиозную ступенчатую постройку круглой, подчеркивая мотив арок. Географ Абрахам Ортелиус, друг художника, отмечал: «Им написано много такого, о чем считалось, что это невозможно передать». Да, мастер изображал не просто высокую мощную башню, а – явление запредельного масштаба, несопоставимое с человеческим, превосходящее все мыслимые мерки. Его башня «главою до небес» возносится выше облаков и в сравнении с городом, гаванью, холмами кажется откровенным вызовом, попирая своими объемами соразмерность земного уклада, нарушая божественную гармонию. А вот почему нет гармонии в самой башне? По-моему, похоже, что строители с самого начала работы общались на разных языках, иначе отчего бы они возводили арки и окна над ними по принципу «кто во что горазд»? Даже в нижних ярусах соседние ячейки отличаются друг от друга. А чем выше сооружение, тем заметнее разнобой. А на заоблачной вершине… царит полный хаос. В такой трактовке Брейгеля Господнее наказание – смешение языков – настигло людей не в одночасье; непонимание с самого начала было присуще им, но, все же, не мешало работе, пока его степень не достигла критического предела. Вавилонская башня на этой картине Брейгеля-старшего… никогда не будет завершена. При взгляде на нее вспоминается выразительное опредление из религиозно-философских трактатов: богооставленность. Еще тщетно копошатся тут и там муравьишки-люди, еще пристают в гавани корабли, но ощущение бессмысленности всего начинания, обреченности усилий человеческих не покидает зрителя, от башни веет заброшенностью, от картины же – безнадежностью. Да и понятно, почему: гордый замысел людей вознестись до небес не угоден Богу…Я могу бесконечно обращаться к авторской коллизии. В центре другой его картины превалирует все тот же ступенчатый конус со множеством входов. Облик башни существенно не изменен, слева – город, справа – порт. Но сама башня вполне соразмерна пейзажу. Ее громада вырастает из прибрежной скалы и высится над долом. Здесь кипит работа! Брейгель с удивительной точностью и знанием дела изображает современную ему технику. А вот третий вариант – дар чинушам: ударную стройку всех времен и народов посещает библейский царь Нимрод, по заказу которого, по преданию, велась стройка. Ему спешат освободить дорогу, каменотесы падают ниц, свита трепетно ловит выражение лица чванливого владыки... Вам ничего не напоминает это из реалий нынешних?.. Да, труд простолюдинов героический, однако в чем же смысл его? Не смотрите на вершину башни: и без того ясно, что работа явно зашла в тупик. А, может быть, одни «участники совместного проекта» отошли от задумки, а другие продолжают работу, причем, смешение языков им не помеха? Так или иначе, но не покидает ощущение, что Вавилонской башне на венской картине Брейгеля суждено строиться вечно. Так что же, испокон веков, преодолевая взаимное непонимание и вражду, и поныне возводят люди Земли башню человеческой цивилизации? И не перестанут возводить, пока стоит этот мир?». 

       Марина А., историк-краевед, выстраивает еще один сценарий раскрытия темы, сначала углубляясь в библейский сюжет и по его канве выстраивая архитектонику своего видения: «По-моему вся закавыка этого сказа лежит на поверхности анализа, кто есть человек и почему такая уйма языков на планете: так объясняется появление различных языков после Всемирного потопа. Ряд ученых-библеистов прослеживают связь истории о Вавилонской башне с местным использованием их вершин для отправления религиозных обрядов и астрономических наблюдений. И самая высокая (91 м) находилась именно в Вавилоне (в Этеменанки, что означает «дом, где сходятся небеса с землею»). Кстати, она уже существовала во время правления Хаммурапи (1792-1750 до н.э.). Ассирийский царь Синахериб в 689 г. до н.э. разрушил Вавилон, этой же участи подвергся сам Этеменанки, восстановленный Навуходоносором II. Но башня-то разрушалась и реконструировалась несколько раз. Только после самой крупной реконструкции ее фундамент достиг ширины 90 м при такой же высоте строения (по подсчетам, для ее возведения было использовано около 85 млн. кирпичей). Монументальная лестница вела к верхней платформе, где рвался к небу двухэтажный храм, так что башня была частью храмового комплекса, располагавшегося на берегах Евфрата. Письменно в глиняных табличках объяснено, что каждая секция башни имела свое особое значение при религиозных ритуалах, отправлявшихся в храме. Причем, в Библии Вавилон выступает олицетворением греха. Например, в Откровении Иоанна Богослова есть образ «вавилонской блудницы»: «Я покажу тебе суд над великою блудницею... Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным» (Откр.17:1-5).

А теперь – о времени и о себе, т.е. о нас. Башня здания Европарламента в Страсбурге спроектирована (по картинам Питера Брейгеля-старшего и других художников) в виде… недостроенной Вавилонской башни. К тому же, сюжет о Вавилонской башне распространен в христианской иконографии (например, в миниатюре английской рукописи XI в.), в мозаиках и фресках соборов и церквей (собора Сан-Марко в Венеции, конец XII – начало XIII в.). Да и в европейской литературе этот мотив получил широкое осмысление: Франц Кафка – притча «Герб города», Андрей Платонов – повесть «Котлован», Гарри Веда – рассказ «Столпотворение». Так почему же так и не поставлена точка в этой фабуле? Неужели человечеству так и оставаться под гнетом жажды величия на земле из-за неверия в слова Иисуса о благе свободного созидания в Доме Отца Небесного, если успешно удастся пройти земную школу познания добра и зла?..».

Сергей П. неожиданно начал полемизировать в ключе филологии: «Вавилон, прежде всего, имя собственное. Допустим. Но, произнося сегодня "Вавилон", знаем ли мы, что называем? Если присмотреться к тому, что выжило в дошедшем до нас варианте, можно ощутить фигуральность, мифичность, троп, неадекватность перевода… И мы имеем дело не с единственной самоуглубляющейся таким образом структурой, но делаем все по-своему (слово-то почти что непереводимое как имя собственное, и эту дефиницию стоит сберечь). 

Вавилонская башня не только элемент неустранимой множественности языков, что не исключает «неверность» перевода, но и структурный порядок, когерентность построения. Поможет ли деконструкция повествования? Ведь важно, на каком языке конструировался и деконструировался сказ. На языке, внутри которого собственное имя могло путем инверсии быть переведено как «смешение»? Но оно ж как имя собственное не должно подвергаться переводу. Впрочем, ассоциативно допустима трансформация его в имя нарицательное. Но вот в чем закавыка. На восточных языках это понятие означает «отец» и «Бог», так что Вавилон – град Божий, святой. Кстати, у древних так именовались все стольные поселения. Однако неоспоримо, что Вавилон подразумевает смешение, тем более что по версии ученого Бошара «китайский с верхненемецким – изначально одно и то же средство языкового общения». А что, если принять и «смешение языков» и «по воле Всевышнего»? Тогда придем к выводу, что Бог пометил своим патронимом общинное пространство, где друг друга уже не понять? Нарекая имя, отец оказывается у истока языка, так что власть Бога-отца по праву безмерна. Аннулируя дар языков или, по меньшей мере, запутывая речевое общение, безусловно, можно посеять среди своих сынов смешение. Это и исток языков, множественности наречий, называемых обычно родной (материнской) речью. Ибо вся эта история разворачивает преемственность, поколения, генеалогии: семитические. До Вавилонской деконструкции великая семитская семья устанавливала свою империю, универсальности которой она жаждала, и свой язык, который тоже пыталась навязать универсуму. Момент этого проекта непосредственно предшествует деконструкции башни. Кстати, в двух французских переводах один ушел достаточно далеко от того, что хотелось бы назвать «буквализмом», иначе говоря, от еврейской фигуры, чтобы сказать «язык» там, где второй переводчик, более озабоченный буквальностью (метафорической или, скорее, метонимической точностью), говорит «губа», поскольку на еврейском именно так называют то, что мы, следуя иной метонимии, зовем «языком». Чтобы назвать Вавилонское смешение, следует судить о множественности губ, а не языков. Так что теперь итожить? Наш непрофессионализм в переводе (к тому же, без знания традиций, фразеологических оборотов тех времен и пр.) или канонизированный библейский текст в масштабах Бытия?». (Продолжение следует)

Мы ждем Ваш згляд на события данной темы. Присылайте нам свои материалы по адресу: time_test@ukr.net